Результат такого отношения отразился на статистике. За девять месяцев прошлого года по республике 115 суицидов несовершеннолетних, за такой же период текущего — 151, то есть на треть больше. Разве это не повод задуматься, что случилось?

После некоторой активизации отдельных программ был принят государственный комплексный план по защите детей от аутодеструктивного поведения. Он рассчитан на два года (2023-2025), но принят был лишь в сентябре текущего, и пока вся активность только в кабинетах, все только планируется. В “поле” ничего не происходит, хотя считается, что программа действует с 2023 года. Причём у меня есть сомнения, какой она будет на практике, мы пока слишком мало имеем подробностей на эту тему. Хотя в любом случае что-то лучше, чем ничего.

Почему мы живем от программы к программе? Как бы кондово они ни делались, какими бы небольшими ни казались успехи, но когда что-то делается на государственном уровне, то происходит включение структур, которые могут работать с ситуацией. И это понятно сразу.

Например, сразу в нескольких регионах мы видим небольшой спад по статистике завершенных суицидов. Более или менее стабильная обстановка в Алматы и в Жамбылской, Кызылординской, Павлодарской, Северо-Казах­станской областях. А в остальных рост. Там, где его нет, я точно знаю, что специалисты включились. Если есть системная, вдумчивая работа, то есть и результат. Это о глобальном.

Но есть ещё и картина, которую я вижу каждый день в нашем центре поддержки. Это мой уже субъективный опыт, не претендующий на глобальный срез. Очень много обращений к нам в центр поддержки старшеклассников с зашкаливающей академической тревожностью. То есть с невротическими переживаниями по поводу своей успешности, способности получить хорошие оценки, сдать экзамены, получить профессию и т. д.

Я это связываю с окончанием четверти, с контрольными, которые, видимо, не дали ожидаемых оценок. И жалобы одни и те же: ночные кошмары, невозможность сосредоточиться, суицидальные мысли, страхи. Причём зачастую родители уже не делают акцент на оценках и образовании, но несколько школьных лет, когда было давление и в школе, и дома, когда отметка была главным мерилом успешности, когда говорили о том, как важно получить профессию, устроиться в жизни, — все это уже выученный урок. И даже если родители, чтобы снять напряжение, начинают говорить фразы типа “это все не важно, наплюй, не обращай внимания”, то такие разговоры даже как бы обесценивают уже выстроенный мир желаемых достижений. Это тоже плохо, как любая крайность.

Важно помнить: да, кто-то сам справится с такого рода стрессом, но мы все разные, и есть ребята более чувствительные либо просто с другими способностями. Смягчить ситуацию помогает переключение с учебы на другие интересы: хобби, семейное время­препровождение, разговоры о том, что кому нравится, что получается. Иначе обеспечен зам­кнутый круг: чем больше стресс, тем хуже результаты учебы. И тем больше вероятность действительно плохо завершить год.

И ещё. Можно спорить о том, что лучше выявляет ребят, входящих в группу риска по аутодеструктивному поведению: тесты, скрининги, индивидуальные беседы с психологами. Но я сейчас скажу по-человечески: хорошо бы, чтобы мы были просто внимательнее друг к другу, понимали, когда кому-то из нашего окружения требуется помощь или поддержка. Нужна в обществе некая линза внимательности друг к другу. Это то, чего нам действительно не хватает, и то, чего никакие специалисты не смогут заменить.

Светлана БОГАТЫРЕВА, суицидолог, руководитель фонда Just Support